Историческая эволюция онтологической парадигмы философствования

Категория бытия, составляя исходную точку онтологии, полу­чала, однако, неодинаковую трактовку на разных этапах фило­софской мысли. Уже в античной философии возникает классичес­кое понимание бытия как некоего всеобщего под-лежащего, то есть основания всех реальных вещей. Последние в своем конкретном существовании опираются на что-то сущностное и единое для всех них, которое – в отличие от каждой вещи – есть вечное, неподвиж­ное и неизменное .

Иными словами, мы имеем здесь дело с суб­станциальным пониманием бытия (от лат. субстанция – сущ­ность, то, что лежит в основе). В роли же такой субстанции (то есть основы и первопричины всего сущего) выступают в различ­ных философских течениях как духовные, так и материальные сущности. Соответственно уже в античной философии заклады­вается фундамент разных онтологических моделей мира.

Духовным, то есть идеальным основанием всего сущего могут быть, например:

  • Бог – единственное подлинное и несотворенное бытие, создающее весь остальной тварный мир. Это идея про­низывает всю историю религиозного мировидения – начиная с Библии (вспомним “Книгу Бытия” в Ветхом Завете) и кончая фи­лософскими текстами XX в. (“Бытие мира – тварное, сотворенное и творимое бытие”;
  • Числа (Пифагор и его последователи), которые есть не что иное, как сущности и причины вещей. “Начало всего – единица”, из чисел исходят точки, из точек – линии, из них – плоские фигу­ры, из плоских – объемные фигуры, из них – чувственно воспри­нимаемые тела (“числу все вещи подобны” – Пифагор). Числа пифагорейцев выступают, таким образом, особой математической субстанцией, лежащей в основании мира;
  • Идеи (Платон и платоники) – некие общие понятия, пред­ставления о вещах, выступающие источником и образцом для бы­тия вещей. Они существуют как особые бестелесные сущности и составляют царство идей. Чувственный же мир, система вещей выступает в конечном итоге порождением этих вечных идей;
  •  Форма (Аристотель и другие) – “первая сущность” вещей, их вечное и неизменное первоначало. Именно форма придает кон­кретность бытию, а “форма форм” (Бог как чистый деятельный разум) выступает первопричиной и “первым двигателем” всего сущего;
  • монады (от греч. монас – единица) – своеобразные “живые точки”, бесконечно малые духовные сущности, которые были предложены некоторыми философами (Д. Бруно, Г. Лейбниц, Н.О. Лосский и др.) для объяснения многообразия бытия. Так, у Лейбница эти активно-деятельные образования разнородны, и каждый их вид лежит в основании различных сфер бытия – неор­ ганического мира, живой природы, людей (возможно, и живых су­ ществ, более совершенных, чем люди) и др.

В качестве материальных сущностей, составляющих единое под-лежащее вещей, также могут выступать различные начала. На первых порах в античной философии таковыми считались так называемые “стихии” (огонь, вода, воздух, земля), апейрон (по греч. беспредельное) – некая бесконечная и бескачественная основа всех тел (Анаксимандр), гомеомерии (“подобные частицы”, беско­ нечно малые тельца – Анаксагор) и т. п. Эти наивные и вместе с тем глубокие представления оформляются затем в более строгую теорию, согласно которой первоначалами мира являются атомы, воплощающие в себе бытие, и пустота – небытие (Левкипп, Де­ мокрит и др.).

В конечном итоге все эти гипотезы привели к появ­лению более общего представления о первоначале – материи, под которой стали понимать “первичный субстрат каждой вещи” (Аристотель). Такая материя – а ее роль чаще всего играли имен­но атомы – и стала для многих философов тем бытием-субстанцией, которое лежит в основании мира. Эта традиция оказалась очень живучей, получила широкое распространение в Новое вре­мя (“сущность, бытие или субстанция – все эти три слова – сино­нимы” – Ж. Ламетри) и сохранилась в той или иной форме вплоть до наших дней.

Правда, сама категория материи прошла при этом значительную содержательную эволюцию. Если в античности материя понима­лась как “строительный материал”, субстрат всех вещей, то в Новое время это понятие чаще обозначало некие всеобщие атрибуты ве­щей – наличие у них массы, протяженности, непроницаемости и т. п. Отметим, что аналогичные трактовки материи зачастую использу­ются и в наше время. Так, французский автор Д. Жюлиа определяет материю как “субстанцию, для которой характерны протяженность, делимость, вес и восприимчивость к формам любого вида”.

На основе обобщений науки второй половины XIX в. в маркси­стской философии были зафиксированы некоторые новые подхо­ды к пониманию материи. Здесь, во-первых, материя не отожде­ствляется с какой-либо отдельной конкретной формой ее прояв­ления, но и не противопоставляется этим формам. Материя как таковая, с этой точки зрения, в отличие от определенных, суще­ствующих вещей не является чем-то чувственно существующим, она есть абстракция, плод нашего отвлечения от качественных раз­личий вещей.

Материи как особого вещества, которое служит ма­териалом для построения всех материальных вещей, нет. Во-вторых, развивается идея многообразия видов материи и подчерки­вается, что материя не может быть сведена к одному из ее видов. В-третьих, расширяется сфера применимости категории материи и показывается, что она может быть применена не только к приро­де, но и к обществу, которое рассматривается как высшая ступень развития материи, имеющая свои специфические закономернос­ти, которых нет в природе.

В XX же в. получил широкое распространение иной подход к категории материи – ее стали определять на основе субъект-объектного отношения. В этом смысле понятие материи обозначает лишь один атрибут вещей и явлений – их объективную реальность, то есть свойство существовать вне и независимо от человеческого сознания, не быть духовным (Г.В. Плеханов, В.И. Ленин и др.). Подобная трактовка является предельно широкой и снимает ограниченности, присущие прежним дефинициям материи.

Однако наряду с пониманием бытия как основания всего суще­го в философии (особенно современной) широко распространена и иная его трактовка – атрибутивная, или предикативная (от лат. предикатум – сказанное, то есть высказывание, в котором фикси­руется какое-то свойство, предикат вещи). Эта позиция формиру­ется в Новое время, и самый заметный вклад в нее внесли, пожа­луй, работы Р. Декарта и И. Канта.

Первому мы обязаны понима­нием того обстоятельства, что сам факт бытия вещей дан субъекту его сознанием: бытийность у Декарта означает “представленность субъектом и для субъекта”. Иными словами, мы сталкиваемся здесь с парадоксом: бытие само по себе реально, оно не есть “голое представление”, но в его реальности человек может удостоверить­ся лишь деятельностью собственного сознания, своим “представ­лением” о существовании вещи.

И. Кант, в свою очередь, показал, что бытие не есть какой-то ве­щественный предикат вещи (как, например, свойство тяжести) – оно есть только полагание (“устанавливание”) вещи. С помощью этого понятия субъект устанавливает, что та или иная вещь суще­ствует, бытийствует. Таким образом, реальность бытия принци­пиально отличается от реальности любого сущего: мы имеем здесь дело с атрибутом (бытием) и его носителем (конкретным сущим). “Реальность бытия, – подчеркивает, например, Н.А. Бердяев, – есть реальность предиката и означает, что что-то существует, а не то, что существует”.

При всей своей “сухости” и абстрактности категории бытия и небытия обладают значительным мировоззренческим потенциа­лом.

Во-первых, они ориентируют человека на критически-деятельное отношение к бытию окружающего его мира. Сама дея­тельность человека выступает важнейшей формой его бытия. Кроме того, она придает всему сущему, включенному в сферу чело­веческих интересов как бы двойное бытие – непосредственное (бы­тие вещей для себя) и опосредованное (бытие для человека). Имен­но своей деятельностью человек постоянно реализует себя и пере­делывает внешний мир, а значит и свою жизнь, вызывая из небы­тия новую реальность и устраняя из жизни, то есть превращая в небытие, все то, что не устраивает его.

Во-вторых, эти понятия заставляют человека задуматься над своей онтологической перспективой, осознать уникальность, не­повторимость и конечность своего существования на Земле: конеч­ность – это “фундаментальный способ нашего бытия” (М. Хайдег­гер). И каждый из нас должен наполнить свое повседневное бытие должным, подлинно человеческим содержанием. Конечно, быть Человеком – не просто, но им надо Быть.

Мы с вами познакомились с двумя базисными категориями, которые лежат в основании так называемой “традиционной онто­логии”, берущей свое начало в античности и имеющей своим пред­метом всякое бытие, “бытие как таковое”. Достоинство этой пара­дигмы мышления состоит в том, что она фиксирует реальность и предзаданность мира для человека и ориентирует его на познание действительного бытия, законов его организации и динамики.

Да и сам человек рассматривается в ней в системе тех бытийных от­ношений, которые составляют полноту мира: понять человека, следовательно, можно лишь “исходя из его встроенности в целост­ность реального мира”. Поэтому знание основ онтологии необхо­димо “Человеку философствующему” так же, как знание азбуки школьнику.

Вместе с тем классический вариант онтологии не лишен извес­тной ограниченности. Анализ бытия как такового, “чистого бы­тия” как бы уравнивает все сущее в мире: человек в этом смысле интерпретируется преимущественно как природный объект, под­чиняющийся в своем бытии естественным законам. Поэтому по мере развития культуры, ее поворота к проблемам человека, на­блюдаются и серьезные изменения в онтологических размышле­ниях философов.

Они все заметнее переориентируются с исследо­вания “существования вообще” на анализ особых видов бытия (хотя проблемы традиционной онтологии никогда не исчезали из философии полностью). Сначала познавательный интерес онто­логов переключается на проблему существования знания, что свя­зано с бурным развитием науки в XVII-XVIII вв.

Так, И. Кант, указывая на то обстоятельство, что объект познания всегда задан человеку в тех или иных формах знания, приходит даже к выводу о том, что нельзя говорить о бытии сущего вне познающего субъек­та. Это означало, по существу, невозможность постановки и об­суждения традиционной онтологической проблемы “бытия как такового”. Господство гносеологической ориентации в философии Нового времени привело к вытеснению и довольно долгому забвению идей классической онтологии.

Поэтому позднее, с середины XIX и особенно в XX в. многие философы, в первую очередь антропологического направления, все чаще отказываются от абстрактного употребления категории бытия и обращают свое внимание лишь на такое сущее, которое находится в выраженном отношении к своему бытию, способно осмысливать и переживать его. Понятно, что таким сущим явля­ ется лишь человек, и в философии формируется поэтому новая онтология – онтология человеческой субъективности, бытия че­ ловека в мире.

Онтология субъективности (М. Хайдеггер называет ее “фунда­ментальной онтологией”) рассматривает существование человека как базисное бытийное условие всей его активности – в том числе и познавательной. Человеческое бытие, воплощающее в себе сразу два начала – бытие в физическом мире и бытие в сознании, является той исходной точкой, отталкиваясь от которой и можно так или иначе понимать окружающий мир.

Поэтому-то М. Хайдеггер в по­исках ответа на вечный вопрос онтологии “Что есть бытие?” выби­рает в качестве “представителя бытия”, его проявления именно че­ловеческое “здесь-бытие” всегда осознаваемое самим человеком как временное и конечное. В этом смысле бытие мира, бытие любого сущего открывается человеку не иначе как через собственное существование приобретает при этом “человеческое измерение”.

В последнее время философия, стремясь постичь сущность че­ловеческого бытия, столь трудно доступную рациональному ана­лизу, все чаще обращается к исследованию культуры как формы реализации субъективности человека. Возникает новое направле­ние онтологических исследований, рассматривающее культуру как “смысл, приходящий к бытию”, как основной способ челове­ческого бытия.

“Онтология культуры” интересна тем, что уделяет большое внимание теме “онтологической судьбы” человека, его неизбежному уходу из бытия в небытие. Стремясь в какой-то мере нейтрализовать страх перед небытием, неизбежно присущий лю­бому мыслящему человеку, она пытается вселить в него некую на­дежду как “доказательство Тайного Смысла Существования, чего- то такого, за что стоит бороться”.

С этой целью культура предла­гает человеку различные способы “духовной компенсации” неизбежности смерти: идею вечной жизни человеческой души; мысль о “примирении” со смертью как естественным атрибутом челове­ческого бытия; представление о “социальном бессмертии” челове­ка – продолжении его жизни в потомках, произведениях матери­альной и духовной культуры и др.

Таким образом, можно сделать следующий вывод: историческая эволюция категории бытия и его интерпретации отражает основные этапы развития всей философской мысли, ее движение от исследова­ния природы (физического бытия) к изучению человека во всех мно­гообразных способах его существования (субъективного бытия).

Онтологический анализ традиционно стремится выявить во всем многообразии сущего его атрибуты, то есть те бытийственные свойства, которые присущи всем (или же очень многим) конк­ретным предметам и явлениям реальности. Чаще всего к ним от­носят такие параметры организации бытия, как его структур­ность, динамика, топология и темпоральность – они рассматри­ваются в следующих вопросах темы.

Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)