Постпозитивизм

Из всего обилия постпозитивистских концепций рассмотрим кратко лишь наиболее значимые. Это – критическийрационализм Карла Поппера (1902-1994), концепция научно-исследовательс- кихпрограмм Имре Лакатоса (1922-1974), теория исторической динамики науки Томаса Куна (1922-1996), анархистская эписте­ мология Пола Фейерабенда (1924-1994).
Английского философа Карла Поппера по праву можно счи­тать родоначальником постпозитивизма.

Еще в 30-е гг. XX века он выступил с критикой ведущих идей неопозитивизма: принципа верификации, описательной трактовки научного знания, стрем­ления к устранению из него философских положений. В те годы расцвета логического позитивизма он оставался “бунтарем-одиночкой”, но популярность его идей росла по мере того, как в уче­ной среде падало влияние неопозитивизма. В 1959 г. выходит в свет английский вариант основной работы К. Поппера “Логика научного исследования”, его взгляды обретают широкую популярность и становятся, в сущности, исторически первой версией постпозитивизма.

Критический рационализм, как показывает само его название, предлагает считать основой научной рациональности принцип критического мышления: он призывает рассматривать научное знание как преимущественно гипотетическое, а не как совокуп­ность некоторых неопровержимых истин.

Своей главной задачей Поппер считает построение модели раз­вития научного знания. Однако для этого необходимо сначала найти критерий, который позволял бы отличать эмпирическую науку от знаний более общего характера – математики, логики и метафизики (критерий демаркации).

При этом Поппер не ставит своей целью “ниспровержение метафизики” (как это делали неопозитивисты), а лишь предлагает определить круг тех проблем, которые хотя и являются осмысленными, не подлежат, тем не ме­нее, исследованию эмпирическими методами. Для этой цели мо­жет быть использован такой критерий демаркации, как выдвиже­ние соглашения (конвенции). Именно путем соглашения между учеными определяется, по Попперу, тот набор метафизических (философских), математических и логических принципов и пра­вил, которым руководствуется научное сообщество в своей про­фессиональной деятельности.

Далее, необходимо найти подобный критерий демаркации и для самой науки, ее теоретических систем. Поппер согласен с тем, что систему знаний можно считать научной “только в том случае, если имеется возможность опытной ее проверки”. Но в отличие от неопозитивистов, считавших критерием такой проверки верифи­кацию, он предлагает считать признаком научности знания его возможную фальсификацию: “эмпирическая система должна до­ пускать опровержение путем опыта”.

Теории, обладающие огром­ной объяснительной силой, способные объяснить буквально все, что происходит в сферах их действия (особенно, если мы ищем именно подтверждения теории) вызывают подозрение у Поппера. “Неопровержимость представляет собой не достоинство теории, а ее порок”, а теория, “не опровержимая никаким мыслимым собы­тием, является ненаучной” (к таким теориям Поппер относил тео­рию истории Маркса, психоанализ Фрейда, “индивидуальную психологию” Адлера).

И, наконец, коль скоро знание научно лишь тогда, когда оно в принципе может быть опровергнуто, то, следовательно, любое научное знание всегда носит лишь предположительный, гипоте­тический характер. В этом состоит суть еще одного попперовского утверждения – “принципа фаллибилизма” (от англ. fallible – под­верженный ошибкам, погрешимый).

Этот принцип основан на признании двух фактов: во-первых, того, что мы не застрахованы от заблуждений, и, во-вторых, того, что стремление к достоверно­сти ошибочно. “Наука погрешима, – утверждает Поппер, – ибо наука – дело рук человеческих”. Правда, мы все равно стремимся к истине как образцу знания и даже способны обнаруживать ее, но мы “никогда не можем быть уверены до конца, что действительно обладаем истиной”.

На основе названных исходных идей Поппер выстраивает мо­дель развития научного знания, которая схематично выглядит следующим образом:

где Pj – некоторая исходная проблема, ТТ – ее предположитель­ное решение, “пробная теория” (tentative theory), то есть, по суще­ству, гипотеза, ЕЕ – устранение ошибок (error elimination) путем критического суждения или экспериментальных проверок, Р2 – новая проблема.
Эта схема, отмечает Поппер, работает на основе “сознательной критики, осуществляемой под контролем регулятивной идеи по­иска истины”. На этом пути мы выдвигаем гипотезы (чем больше, тем лучше), ищем противоречия и ошибки нашего знания и стара­емся устранить их (при этом могут возникать новые проблемы). Устранение ошибок ведет к объективному росту нашего знания, к росту его правдоподобия, что в итоге дает возможность прибли­зиться к истине.

Идеи критического рационализма, при всей их методологичес­кой значимости, обладали некоторыми изъянами и далеко не во всем соответствовали реальной истории науки. Так, строгое сле­дование им требовало от ученого немедленного отказа от теории, как только проведена ее фальсификация. Но ученый, как правило, никогда не идет сразу же на это – он продолжает работать с пре­жней теорией (зачастую добиваясь при этом успеха) и готов отказаться от привычных ему взглядов лишь тогда, когда построена альтернативная и более продуктивная теория.

Эта устойчивость научных теорий по отношению к эмпирическим аномалиям при­влекла к себе внимание одного из последователей Поппера – анг­лийского философа и историка науки Имре Лакатоса. Его рабо­ты, наряду с исследованиями Т. Куна, П. Фейерабенда и другими, относят к так называемому “историческому направлению” в философии науки, которое стремится синтезировать гносеологичес­кий и исторический подходы к динамике научного знания.

Для преодоления трудностей, возникающих при использова­нии принципов критического рационализма в анализе истории науки, Лакатос вводит в научную методологию новое понятие – “научно-исследовательская программа” (НИП). Под НИП пони­мается серия теорий, сменяющих друг друга, но объединенных при этом некоторой совокупностью общих базисных идей и принци­пов. Именно НИП руководствуется ученый или же научное сооб­щество в своей профессиональной деятельности, а вся история науки есть не что иное, как конкуренция различных НИП, вытес­нение и смена их друг другом.

НИП обладает довольно четкой структурой. Прежде всего, она включает “жесткое ядро” – совокупность конкретно-научных и он­тологических допущений, которые конвенционально принимают­ся учеными и считаются поэтому неопровержимыми на всех стади­ях развития НИП (так, в ядро НИП И. Ньютона входят три закона динамики и закон тяготения, а также онтологические постулаты, лежащие в их основе). Далее, НИП содержит в себе “защитный пояс” – совокупность вспомогательных гипотез, которая предохра­няет ядро от возможных эмпирических опровержений; эти гипоте­зы меняются при развитии НИП, чтобы лучше уберечь ее от ударов опыта.

В результате своего взаимодействия с эмпирическим базисом науки НИП может развиваться как в прогрессивном, так и в рег­рессивном направлениях. “Исследовательская программа, – пишет Лакатос, – считается прогрессирующей тогда, … когда она с некоторым успехом может предсказывать новые факты (прогрес­сивный сдвиг проблем); программа регрессирует, если… она дает только запоздалые объяснения фактов, предвосхищаемых и от­крываемых конкурирующей программой (регрессивный сдвиг проблем)”. Очевидно, что при этом прогрессирующая программа вытесняет регрессирующую, которая может быть “устранена” или, по крайней мере, “отложена”.

Вместе с тем часто бывает труд­но определить, какая именно из существующих в данное время. НИП получила решающее преимущество перед другими. Поэто­му Лакатос приходит к очень важному в методологическом плане выводу: “Нилогическое доказательство противоречивости, ни вер­дикт ученых об экспериментально обнаруженной аномалии не мо­гут одним ударом уничтожить исследовательскую программу. ’Мудрым” можно быть только задним числом”, и поэтому сегодня никакие преимущества одной из сторон нельзя рассматривать как абсолютно решающие”.

Огромный вклад в развитие современной философии науки внесла концепция исторической динамики научного знания, со­зданная американским историком и философом Томасом Куном и изложенная им в книге “Структура научных революций” (1962). Ее основные положения могут быть в обобщенном виде сведены к следующим:

1. Наука не только – и не столько – система знаний, но и дея­тельность различных научных сообществ – групп ученых, облада­ющих сходной научной подготовкой, исповедующих общие фун­даментальные принципы и теории, единых в понимании идеалов, норм и целей научного исследования.

2. Методологической основой профессиональной деятельнос­ти научного сообщества выступает парадигма (греч. – пример, об­разец) – особая система базисных знаний (научно-теоретических, методологических, философских). По Куну, именно парадигма объединяет ученых в то или иное научное сообщество, и, наоборот, научное сообщество состоит из профессионалов, принимающих определенную парадигму. Смысл понятия “парадигма” у Куна не всегда однозначен: если вначале он интерпретирует его довольно узко, как образец решения конкретной проблемы, используемый научным сообществом, то в “Дополнении 1969 года” к своей книге он понимает его более широко, как своеобразную “дисциплинар­ную матрицу”, “набор предписаний для научной группы”.

Как видно, парадигма содержит широкий спектр базисных зна­ ний, необходимых для реализации научной деятельности.

3. Эволюция науки представляет собой чередование двух ос­новных этапов: “нормальной науки” и “научной революции”. На первом этапе в науке господствует определенная парадигма, ис­тинность которой постоянно подтверждается фактами из новых сфер изучаемой реальности. Область применения парадигмы рас­ширяется, запас научного знания растет (на этой стадии наука, по Куну, есть “кумулятивное”, то есть накопительное, предприятие), но его концептуальные основания не меняются, причем сама на­ука обладает своеобразным “иммунитетом” к внешнему опыту.

Однако рано или поздно в эмпирическом исследовании появ­ляются “аномальные факты”, которые не укладываются в теоре­тические схемы господствующей парадигмы. Они постепенно накапливаются и, в конце концов, подрывают устойчивость па­радигмы, что приводит к выдвижению учеными ряда новых, аль­тернативных парадигм, их конкурентной борьбе и, в конечном счете, победе одной из них. Подобный переход от прежней пара­дигмы к новой и есть научная революция, которая означает сме­ну прежних оснований, идеалов, норм и ценностей науки. Понят­но, что после революции наука снова вступает в “нормальную” стадию своего развития – до следующей революции.

4. Между старой и новой парадигмами существует отношение “несоизмеримости”: нельзя установить какие-либо логические пе­реходы от прежнего парадигмального знания к новому. Иными сло­вами, знание, накопленное в рамках старой парадигмы, отбрасыва­ется после ее крушения. В развитии научного знания дискретность, таким образом, преобладает над непрерывностью.

Однако в более поздних работах Кун смягчил свою позицию, отметив, в частности, что существуют сквозные (кросс-парадигмальные) критерии оцен­ки теорий и связей между ними: их простота, точность, непротиво­речивость, плодотворность, ширина поля применимости. На осно­ве такого сравнительного анализа и осуществляется выбор науч­ным сообществом новой парадигмы и его “приобщение к новой вере”. Ученый же, “который продолжает сопротивляться и после того, как вся его профессиональная группа перешла к новой парадигме”, фактически, по мнению Куна, перестает быть ученым.

Интересную и весьма оригинальную концепцию “анархистс­кой эпистемологии” предложил американский философ и методо­лог науки Пол Фейерабенд. Сущность этой концепции изложена им в работе “Против метода. Очерк анархистской теории позна­ния” (1975) и выражается в следующих основных идеях:

Весь интеллектуальный материал, который находится в рас­поряжении ученого, все его знания самого различного рода во мно­гом являются неопределенными, двусмысленными и никогда пол­ностью не отделены от своей исторической основы. Поэтому, ска­жем, факты никогда не отделены от существующей идеологии на­уки, они всегда теоретически нагружены. Следовательно, приня­тие ученым той или иной теории детерминирует способ восприя­тия им эмпирических явлений и язык их описания (в методологии науки эту идею называют обычно “теоретическим реализмом”).

Рост знания представляет собой пролиферацию (размноже­ние) теорий, опирающихся на разные идеи и понятия и поэтому несоизмеримых друг с другом. Ученый может и должен разраба­тывать как можно больше новых гипотез, в том числе и несовместимых с хорошо обоснованными теориями. “Пролиферация тео­рий, – подчеркивает Фейерабенд, – благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу. Для объективного познания необходимо разнообразие мнений. И ме­тод, поощряющий такое разнообразие, является единственным, совместимым с гуманистической позицией”.

Плюрализм научных теорий неизбежно ведет к плюрализму методов познания. История науки свидетельствует о том, что не существует методов и правил, которые в то или иное время не были бы нарушены. Более того, великие открытия и достижения науки “оказались возможными лишь потому, что некоторые мыслители либо сознательно решили разорвать путы “очевидных” методоло­гических правил, либо непроизвольно нарушали их”.

Поэтому, по мнению Фейерабенда, единственным принципом, не препятству­ ющим прогрессу науки, является принцип “anythinggoes “(допус­ тимо все). Можно, например, использовать гипотезы, противоре­чащие подтвержденным теориям или экспериментальным дан­ным, обращаться к устаревшим и абсурдным идеям и т. д. Иными словами, ученый должен применять плюралистическую методо­логию и понимать, что “всякая методология – даже наиболее оче­видная – имеет свои пределы”.

Признание плюрализма теорий ведет, в конечном итоге, к выводу о равноправии различных типов знания: науки, мифоло­гии, религии и т. д. Фейерабенд полагает, что для действительного понимания и преобразования природы “мы должны использовать все идеи, все методы, а не только небольшую избранную их часть”. Таким образом, ученый, как всякий зрелый гражданин, должен представлять собой личность, “которая научилась развивать и обогащать свое мышление, а затем приняла решение в пользу того, что представляется ей наиболее подходящим”.

Итак, обсуждение основной проблематики философии науки показывает, что анализ сущности, структуры и динамики научного знания, проведенный философией XX века, сопровождался станов­лением и развитием двух ориентаций в методологии науки. Первая заключается в поиске некой “фиксированной методологии” – сис­темы инвариантных методов научного поиска, которые могут быть предложены научному сообществу для успешной деятельности в любой сфере науки.

Вторая в основном противоположна первой: это постепенно возникшее и усиливающееся критическое отноше­ние к идее нормирования научного познания, растущее признание относительной ценности любых “жестких” научных методов, тер­пимость к “нестандартным” подходам в научном поиске и их леги­тимация. Что будет дальше с философией науки? Какая из этих тенденций возобладает в ней? Какие изменения произойдут в ее проблемном поле? Ответить на эти вопросы может только будущее.